Гросс с отвращением глотнул мутной воды, о пиве даже думать не приходится! Третий месяц крутиться в Коднорских холмах, и все из-за Пиноваца и бригштандеров! Сначала они клялись покончить с переростками, потом разбили лбы, доказывая, что нужно идти прямо в Феррерс, хотя до Торнэлла было много ближе, и что?! В Намбирском лесу их подстерегали бродячие деревья! Мерзкие, древние твари, кто мог подумать, что они живы до сих пор?! Кто мог подумать, что этому дубью плевать, что нет ни ожививших их эльфов, ни ублюдков Доаделлинов! Стоило передовым отрядам войти в чащу, как вокруг поднялся треск, именно такой, как рассказывал чудом спасшийся Фреймут, а потом на дорогу медленно выползли суковатые чудовища! Счастье, что живые деревья глупы и медлительны, иначе…

Маэлсехнайли передернуло от ужаса при воспоминании о медленно поднимавшихся облепленных омелой руках, надсадном скрипе, жарких, огненных глазках. Если б эльфийские прислужники догадались дождаться, когда шарт углубится в их лес, и перекрыть пути к отступлению, не спасся бы никто, но они успели вырваться. После этого Пиновац вспомнил об обходной дороге, и они пошли вдоль опушки проклятого леса, откуда раздавались жуткие звуки. Никто не хотел разбивать лагерь рядом с Намбиром, пришлось отступить за ближайшую гряду, а там караулил желтоволосый со своими ублюдками. Трусы не решаются нападать открыто, но их наскоки изматывают. Гросс нахмурился, вспоминая проглоченные оскорбления, он за них еще отомстит, но сначала нужно вырваться из Коднора.

Дорога, о которой болтал Пиновац, привела к быстрой реке с крутыми, обрывистыми берегами. Переправы не было, то есть она была, но ее разрушили, и в округе не нашлось ни единой доски или веревки.

Проклятые всадники, разумеется, оказались тут как тут – вертелись на расстоянии нескольких шагов и советовали переплыть реку или сходить в Намбирский лес за бревнами и наделать лодок, а когда на их выкрики перестали обращать внимание, налетели и сбросили с обрыва чуть ли не полштанда. Воины были в доспехах, не выплыл никто. Разумеется, гросс покарал виновных. Пиновац потерял Железную Цепь с Молотом, а штандер пострадавшего полка был четвертован. После этого Маэлсехнайли приказал поворачивать, и на этот раз ему не перечили.

Иногда, чтобы победить, следует отступить и начать сначала. Они возвращаются к Айнсвику и сворачивают на Торнэлл. Оттуда до гряды всего два перехода, там – тень, там – вода, там – добыча, потому что жители Ортели и Гамнета никуда не побегут. Если б только сбросить с плеч желтоволосого и его ублюдков, но как?

Маэлсехнайли нахмурился, дурная привычка, но думать помогает. Пиновац сегодня четвертовал восьмерых: негодяи хотели вернуться в Петрию, но врата перед теми, кто по доброй воле покинул родную гору, раскрываются лишь в двух случаях: перед посольством победителей, приехавшим за невестами, и перед потерявшими вождя. Потерявшие вождя воины вправе вернуться домой. Да, там их ждет самая тяжелая работа и насмешки, но слабаки и трусы могут предпочесть тачку проклятой жаре и подлым переросткам.

Когда он построит свое царство, царство, которое простоит тысячу, нет, три тысячи лет, он истребит слабаков и неженок. Гном не должен знать страха, гном не должен знать сомнений. За него думает и решает повелитель, а воин идет за ним и получает награды за подвиги и верность. Да, именно так! Чтоб построить великую державу, надо уничтожить тех, кто ее недостоин.

Маэлсехнайли вздернул голову, представляя, как маршируют его еще не существующие колонны. Они не будут походить на бывших рудокопов и плавильщиков, они будут рождены только для войны и повиновения вождю.

– Мой гросс, – физиономия Ронинга выглядела озабоченной, – мастера докладывают – надежды пробиться к мощному водоносному слою нет. Найденной воды хватит только больным и раненым…

Вот и решение. Больным и раненым? Как бы не так!

Сегодня ночью они покинут лагерь и освободятся от всего, что мешает движению. Среди зажженных костров останутся те, кто не может идти, – слабым незачем жить, а армия будет спасена. Переростки ночью спят и плохо видят, они спохватятся только утром, а шарт к этому времени будет на полпути к Айнсвику. Когда у воинов будет вдоволь воды и еды, они не станут вспоминать о неудачах и пойдут за своим вождем создавать великое царство! Война будет выиграна, иначе просто не может быть!

4

Гномы оставили лагерь. Джеральд наподдал ногой какую-то железяку, железяка зазвенела. Гномы оставили лагерь с мертвыми и ранеными. Кого они обманывали, разводя костры, людей или своих же, чтоб не орали, не пытались догнать?! Господи, какие ублюдки!

– Ну, на этот раз мы до них доберемся! – На лице Одри Лэнниона застыла смесь гадливости и ненависти.

– Доберемся, доберемся, – пробормотал Джеральд, разглядывая опустевший лагерь и пытаясь поймать ускользающую мысль.

– Так по коням? – осведомился сразу повеселевший Лэннион.

– Пожалуй. – Джеральд ухватился за луку седла, но так и застыл. – Дьявольщина, как я сразу не понял! Дэвид!!!

Веснушчатый Дэвид был тут как тут. По справедливости, ему пора становиться капитаном, и он им станет.

– Дэвид, прихвати-ка эту дохлятину.

– Милорд? – Рыжие брови Дэвида метнулись к не менее рыжим волосам. – Как это?!

– Так! Пусть недомерки насаживают на крючья своих, а не наших!

Дэвид на мгновенье онемел, зато потом голос к нему вернулся, он даже мог бы говорить малость потише:

– Точно! Как я сам не допер?! Эй, ребята…

Дальше Джеральд не слушал и тем более не смотрел. Это было противно, но чужие мертвые спасут живых. С плясками пора кончать. Коднорские холмы не бесконечны, за обмелевшим Сейтом начинается Айлесс, там на каждом шагу деревни. Пускать туда недомерков нельзя. Ни туда, ни в Торнэлл.

– Милорд, я вас искала!

Дженни… А ведь она уже неплохо управляется с конем. Он оказался неплохим учителем. Впрочем, Дева научила его неизмеримо большему, чем держать поводья.

– Моя леди, вы ведь не намерены участвовать в битве?

– Нет, – она покачала головой, – не с моими руками браться за меч. Этот бой ваш, Джеральд Элгелл. И следующий тоже. Гномы не должны вырваться из Коднора.

– Они не вырвутся.

Он так и не привык к этим переменам. Дева, перед которой так и тянет преклонить колено, и Дженни… Дженни хочется носить на руках, но она вновь превращается в повелительницу – мудрую, справедливую и… грустную. Она прячет свою тоску подо льдом, но тоска всегда пробьет дорогу.

– Милорд, – рука в детской перчатке коснулась плеча Джеральда, – вы не должны рисковать больше, чем нужно. Ваша смерть и даже ваша рана погубят все.

– Я вернусь, – пообещал Джеральд. Ему очень хотелось сказать, что… Нет, не время. – Пусть моя леди не беспокоится, я не потеряю голову.

Она не ответила, не успела – подскакал Дэвид. У него все было готово. Тронулись, поехали, Дженни осталась сзади, но он не оглянулся: оборачиваться – дурная примета.

Осень заявляла о себе в полный голос, но жара все еще держалась, словно сама земля хотела выжечь вылезшую из ее недр скверну. Джеральд вел отряд вдоль пересохшего ручья, который гномы использовали как дорогу.

– Мой лорд, – голос Дэвида звучал глухо и низко, как у собаки, готовой вцепиться в горло врагу, – вот они.

– Лэннион?

– Идет по тому берегу.

– Хорошо…

Нет, не будет вам дороги ни в Айнсвик, ни в Торнэлл, ни назад в Петрию. Слишком много вы натворили на этих землях, чтоб позволить себе такую роскошь. Вы должны понять раз и навсегда – Олбария неприкосновенна!

Джеральд протянул руку к забралу, напоследок еще раз оглядев равнину будущего сражения. Гномы упорно шагали по низине, но их хваленые шлемы блестели не так ярко, как весной.

– Где трупы?

– Здесь. Сотен пять!

– Очень хорошо. Их вперед, за ними – стрелки, мы – за стрелками.

Джеральд опустил забрало и махнул рукой. Земля вздрогнула от ударов тысяч копыт. Джеральд с силой сжал повод, сдерживая желание вырваться вперед. Конница промчалась некошеным лугом, вылетела к спешно разворачивающимся гномам, и на острия секир полетели трупы. Раздался дикий крик, еще один. Дэвид не удосужился отделить раненых от мертвых, он был прав… Наверное…